В австралийском городе Перт на текущей неделе проходит международная конференция по сжиженному природному газу (СПГ) и выставка. «Газпром» на мероприятии представляет заместитель председателя правления Александр Медведев, к которому на стенде компании выстраивались очереди из международных делегаций.

Для России поезка в Перт оказалась удачной — страна выиграла долгожданную заявку на проведение следующей конференции СПГ-производителей в 2022 году в Санкт-Петербурге. По мнению Медведева, это важный сигнал того, что Россию, которая пока производит лишь 10 миллионов тонн СПГ, оценивают как важного игрока этой индустрии. В интервью РИА Новости Александр Медведев рассказал об СПГ-проектах «Газпрома» от Балтики до Сахалина, о трендах в ценообразовании на голубое топливо, реалистичности амбициозных планов США по экспансии на международный рынок СПГ, а также об отношениях «Газпрома» с соседкой-Европой, которые в последнее время переживают легкий холодок.

— Россия в лице «Газпрома» выиграла заявку на проведение СПГ конференции в 2022 году в Санкт-Петербурге. Как вы расцениваете этот факт? С кем пришлось побороться за победу?

— У нас были серьезные конкуренты — Канада, Малайзия и Оман. То, что в текущей политической обстановке выиграли именно Россия и Санкт-Петербург, показывает, что несмотря ни на что, Россия оценена как важнейший игрок на рынке СПГ и сегодня, и тем более в будущем. Поэтому мы очень довольны, что такое событие будет проведено у нас. Было очень много скептиков, которые сомневались, что мы выиграем. В комитете были представители и США, и Канады. Я думаю, что это было очень мудрое решение.

— В какой форме подавались заявки?

— В устной и письменной формах, в соответствии с регламентом, представляются данные по роли страны на мировом рынке СПГ и по имеющимся выставочным возможностям, гостиничным возможностям, досугу и пр. Это событие пройдет в новом Экспофоруме, который является самым современным конгресс-центром в Европе, а может быть, и в мире.

— Расскажите о ближайших планах «Газпрома» по развитию СПГ бизнеса.

— У нас есть два уникальных проекта, которые, благодаря своей специфике, остаются конкурентоспособными, несмотря на трудную ситуацию на рынке. Это расширение «Сахалина-2». Пока речь идет о третьей очереди, но есть потенциал и для строительства четвертой. Газ для этого проекта будет поступать из ресурсов «Сахалина-3».

Другой наш проект — это «Балтийский СПГ», куда газ будет поступать не с конкретных месторождений, а из Единой системы газоснабжения, с учетом того, что северо-западный транспортный коридор предназначен и для поставки газа в «Северный поток-2», и для дополнительной газификации севера России. Газ у нас есть, необходимые транспортные мощности будут созданы, и все проекты будут реализованы.

Эти два проекта будут реализованы практически в один и тот же срок — 2021 год. Эта дата очень важна, потому что именно к 2021–2022 году, после превышения предложения над спросом благодаря началу работы ряда австралийских СПГ-проектов, ожидается рост спроса с новых рынков, и рыночная ситуация изменится. Поэтому 2021 год — очень важная дата для нас. И поэтому мы интенсивно работаем по обоим проектам, чтобы не потерять рыночную нишу.

— А «Газпром» уже начал переговоры с потенциальными партнерами по «Балтийскому СПГ»?

— Да, мы ведем переговоры. Я пока не хочу раскрывать, с кем, но они идут довольно успешно и интенсивно, потому что конкурентоспособность проекта не может не привлекать участников. Интерес есть у многих. Как говорится, много званых, но мало призванных.

— Но вам нужна именно технология по сжижению?

— Да, для реализации проектов СПГ необходима технология по сжижению. Такими технологиями обладают сегодня западные компании. Однако к России применяются американские секторальные санкции, что заставляет нас крайне тщательно и осторожно подходить к выбору партнера. При этом, хочу заметить, в «Газпроме» эффективно реализуется программа импортозамещения. Уверен, что через некоторое время мы будем в состоянии осуществлять такие проекты с использованием российского оборудования и технологий.

— Санкции США в отношении Южно-Киринского месторождения, которое входит в проект «Сахалин-3», повлияют на расширение «Сахалина-2»?

— Нет, не повлияют, потому что свято место пусто не бывает, американский источник (оборудования — ред.) не является эксклюзивным с этой точки зрения.

— Давайте поговорим о ценах на нефть. Можете назвать свой прогноз цены?

— Я уже давно слежу за ценами и знаю, что ни один прогноз самых солидных агентств не сбылся. Вопрос в том, насколько реальность отклонялась от прогноза. Нынешняя ситуация, когда цены были сначала на уровне 30 долларов, а сейчас поднялись до 40, очень серьезно отразилась на нефтяном производстве. Сокращается количество буровых установок, объемов бурения, как следствие — объемов добычи. Если не сразу, то через какое-то время это не может не отразиться на цене.

Население растет, численность среднего класса растет, люди хотят жить в комфортных условиях, пользоваться благами цивилизации. Это относится и к развивающимся странам, таким как Индия, Пакистан, Вьетнам, Бангладеш и другие. Поэтому рост потребления энергоресурсов неизбежен. А сокращение инвестиций в разведку и добычу, при условии, что мы верим в рыночные силы, не может не привести к возврату цен на тот уровень, который обеспечит инвестиционный процесс. Потому что при текущем уровне цен поддерживать инвестиционный процесс довольно тяжело, даже самым конкурентоспособным производителям. И не надо забывать, что нефтяные компании являются источниками крупных налоговых поступлений не только в России, но и во многих других странах, в той же Саудовской Аравии.

Поэтому все эти факторы неизбежно приведут к выходу нефтяных цен на тот уровень, которые обеспечат приток инвестиций. Какой это будет уровень — 60, 80 или 90 долларов? Посмотрим. Мы никогда не гнались за сверхвысокими ценами, мы хотели бы тот уровень цен, который позволил бы нам заниматься нашей работой. А наша работа очень простая — искать запасы, развивать их, добывать и продавать газ нашим покупателям в Европе.

— Цена на российский газ для Европы в 2016 году прогнозируется на уровне 199 долларов за тысячу кубометров против 243 долларов в 2015 году. 2015 год тоже показал снижение цен по сравнению с 2014 годом. Но при этом доля «Газпрома» в Европе выросла. Это взаимосвязанные процессы?

— В 2015 году мы проэкспортировали больше, чем в 2014 году, и сейчас идем с опережением графика. Частичная потеря выручки из-за падения цен компенсируется ростом объемов. Конечно, хотелось бы иметь более высокую цену. Кроме того, так как спотовые цены, которые были выше нефтепродуктовых цен, также существенно упали, можно предполагать, что по итогам года будет некоторая корректировка цен. Но, в принципе, глубина падения уже пройдена и она отражена в наших формулах, поэтому дальнейшего существенного снижения цены против цены первого квартала мы не ожидаем.

— А сколько она составила в первом квартале?

— Мы подведем итоги перед собранием акционеров. В общем, некоторая корректировка в сторону снижения есть, но она незначительная.

— На Дне инвестора 1 февраля озвучивался стресс-сценарий в 169 долларов…

— Мы сейчас выше этого стресс-сценария, хотя стресс-сценарий всегда полезен.

— Исходя из текущих показателей поставок газа, вы можете озвучить прогноз по экспорту на 2016 год?

— Я думаю, что мы точно будем на уровне не ниже прошлого года. Скажем осторожно, не ниже 160 миллиардов кубометров.

— Как вы относитесь к обсуждениям о целесообразности ухода в ценообразовании на газ от нефтепродуктовой привязки?

— Мы столкнулись с темой спотовой привязки еще в прошлый кризис 2008–2009 годов. Часть наших объемов мы продаем с прямой либо косвенной привязкой к газовым хабам. Но ликвидность большинства хабов по-прежнему недостаточна для того, чтобы быть надежным ценовым ориентиром. Корреляция между нефтепродуктовыми ценами и ценами хабов остается очень и очень высокой. Зачем менять что-то на кота в мешке, если есть ценообразование с нефтепродуктовой привязкой.

Почему даже когда нефтепродуктовые цены были ниже хабовых, мы не побежали менять наши контракты? Потому что мы считаем, что торговля на газовых хабах пока подвержена рискам финансовых спекуляций, а мы не можем себе позволить быть заложниками спекулянтов. Мы занимаемся долгосрочным бизнесом. Как известно, банки зарабатывают и в период падения цен, и в период роста, для них главное — неустойчивость рынка.

А нам и нашим клиентам нужно обратное — предсказуемость, возможность планировать свою деятельность. Поэтому мы не собираемся бросаться в омут, где трейдеры могут что-то заработать, а мы можем потерять в главном. Хотя новые методы торговли мы успешно используем. Мы продаем газ на газовых аукционах, продаем успешно, используя возможности текущей рыночной ситуации.

Мы можем, умеем и будем работать на спотовом рынке, тем более когда мы стали собственниками компании ВИНГАЗ (крупнейший оператор газового рынка не только Германии, но и Европы). И наша компания ГМиТ имеет существенные объемы для работы. В портфеле наших дочерних предприятий почти 50 миллиардов кубометров, и мы с этими объемами будем эффективно работать.

— Вы можете назвать примерный процент газа от общего объема, привязанный к хабам?

— Эти расчеты довольно условны, поскольку помимо прямой привязки в наших контрактах есть и косвенная. И не забывайте, что в ряде стран никакой хабовой привязки быть не может — страны Юго-Восточной и Южной Европы, где никакого ближайшего хаба днем с огнем не найдешь, а продавать там газ с привязкой к TTF или NBP это будет просто несерьезно.

— Евросоюз недавно рассматривал ряд положений по повышению собственной энергобезопасности. Там есть пара интересных моментов, например расширение импорта СПГ. «Газпром» видит в этом для себя конкуренцию?

— Я встречался (в рамках СПГ-конференции в Австралии — ред.) с руководителем одной крупной американской компании, которая приступила к экспорту СПГ, и мы пришли к общему мнению, что мы, по сути, не являемся конкурентами, а должны совместно развивать мировой рынок. Кто может конкурировать с нашим трубным газом, особенно в текущих экономических условиях? Тем более что произошла девальвация валюты, а 90% наших расходов — в рублях. Фактически у нас затраты снизились в два раза.

В США работает другая бизнес-модель. Там экспортеры покупают газ на споте, потом сжижают его, транспортируют, то есть работают по принципу «с паршивой овцы, хоть шерсти клок». А мы работаем на долгосрочной основе, чтобы наши инвестиции в долгосрочном плане окупались и чтобы мы могли развивать бизнес.

Но никакой ценовой войны быть не может, потому что мы работаем по нашим контрактам. Мы не устанавливаем цены по своей воле, у нас работает формула, а если необходим пересмотр цен, то проводятся переговоры, которые, как правило, приводят к взаимоприемлемому результату.

— А как вы относитесь к амбициозным планам США по строительству мощностей по экспорту СПГ?

— Заявок на получения права экспортировать газ, как и на регазификацию, было очень много, но лишь немногие получили разрешения. Споры о том, сколько же будет экспортировать США — 20, 30 или 100 миллионов тонн, — продолжаются. Мне почему-то кажется, что это будет скорее 20 миллионов тонн, чем 100.

— А каково ваше отношение к другой инициативе Евросоюза — согласовывать межправсоглашения на поставки газа и новые контракты?

— У нас не так мало уже заключенных контрактов на срок до 2035 года и далее — их общий объем 4 с лишним триллиона кубометров. В этом смысле нам беспокоиться не о чем. Что касается новых контрактов, то, если в Европе хотят перейти на госплановскую модель управления, мы все знаем, чем такие планы заканчиваются.

Мы мыслим рыночными категориями и считаем, что экономические субъекты должны договариваться. Мы также знаем, что эти инициативы ЕС вызвали неудовольствие у других участников рынка. Ведь регулирование — это одно дело, а вмешательство в хозяйственную деятельность — другое, так можно дойти и до абсурда. Будем надеяться, что здравый смысл возобладает и препятствий для хозяйственной деятельности не будет.

— А ЕК не предлагала «Газпрому» или вашим партнерам заключить с Германией межправсоглашение по «Северному потоку-2»?

— Нет, у нас нет такой необходимости, потому что проект носит коммерческий характер. Эту позицию разделяют и акционеры не только из Германии, но и из Австрии и Франции.

— И вам не предлагали?

— Нет, не предлагали.

— Можете назвать сроки привлечения проектного финансирования для «Северного потока-2»?

— Естественно, мы стремимся, чтобы наши крупные проекты реализовывались на базе проектного финансирования, когда 70% — это заемные средства, а остальные 30% — собственные средства акционеров. Хорошие проекты у нас всегда завершались успешным привлечением средств, и сейчас мы уже контактируем с банками по ряду проектов — и «Северного потока-2», и третьей очереди «Сахалина-2», и строительства Балтийского СПГ.

Несмотря на сложную ситуацию на рынке, интерес у банков есть. Главное, чтобы они не натолкнулись на какие-то непреодолимые препятствия. Мы знаем, что иногда случается и так, что сначала акционеры финансируют проект, а потом рефинансируют его на более благоприятных условиях, чем те, которые могли бы быть, если бы проектное финансирование было получено с самого начала.

Акционеры готовы пойти и на такой вариант, хотя, конечно, это потребует мобилизации дополнительных собственных средств. Поэтому мы все-таки хотим, чтобы работали классические схемы, а не экстремальные.

— Но сроков по привлечению проектного финансирования для «Северного потока-2» вы не ставите?

— Сроки есть. Как только в 2017 году будут получены все необходимые разрешения, в этом же 2017 году должен быть решен вопрос по проектному финансированию.

— Примерную сумму можете назвать?

— Мы уже объявляли, что общая сумма проекта планируется в объеме 9,9 миллиарда евро, поэтому легко можно посчитать 70% от этой суммы.

— И общая сумма проекта остается неизменной?

— Да, она может только сократиться.

— Я правильно поняла, что «Газпром» уже ведет переговоры по привлечению проектного финансирования для третьей очереди «Сахалина-2» и Балтийского СПГ?

— Да, наши финансовые консультанты работают с банками.

— А суммы вы можете назвать?

— Нет.

— А сроки привлечения?

— Тоже нет, каждому овощу свое время.

— Когда у вас планируется следующая встреча с еврокомиссаром по конкуренции Маргрет Вестагер?

— Мы договорились встретиться в мае.

— Согласно отчету «Газпрома» за 2015 год, в настоящее время пересмотра цен на газ в Стокгольме требуют французская Engie, турецкая BOTAŞ, Shell Energy Europe Ltd, датская DONG Naturgas A/S (слушания по делу в октябре-ноябре 2016г), польская PGNIC (решение по делу должно быть вынесено не позднее августа 2017 года). С Engie удалось договориться, а с кем-нибудь еще?

— С германской Uniper мы тоже договорились. С BOTAŞ ситуация особая. К сожалению, ситуация сложилась так, что трагедия со сбитым Су-24 осложнила взаимодействие наших стран, хотя все поставки осуществляются в соответствии с контрактом. Мы надеемся, что переговоры возобновятся. На самом деле у нас к BOTAŞ в суде встречное требование по повышению цен с 1 января 2016 года, поэтому здесь обоюдоострая ситуация.

— Верна ли логика размышления о том, что пока «Газпром» пошел на уступки именно акционерам «Северного потока-2»?

— Нет, это совпадение. С кем-то переговоры шли дольше, с кем-то быстрее. Участие в инфраструктурных проектах дает нам только более тесные контакты, но никакой увязки с другими вопросами за этим не стоит. Контрактные взаимоотношения — это одно, а реализация инвестиционных проектов — совсем другое. Если стороны уже являются партнерами, то трудно представить, чтобы они не смогли договориться по текущим вопросам.

— А с остальными переговоры продолжаются?

— Я уверен, что все разногласия будут преодолены.

— Досудебно?

— Подача в арбитраж чревата тем, что те, кто подает иск, могут получить меньше, чем им предлагали на переговорах, как не раз показывала практика.

— Какова контрактная цена на российский газ для Украины во втором квартале?

— Да какая цена, если они ничего не покупают. Цена по формуле контракта. В современных условиях на эту цену грех жаловаться.